Брюква

Брю́ква (лат. Brassica napobrassica) — двухлетнее корнеплодное травянистое растение из рода Капуста семейства Капустных (или Крестоцветных), она же: калега, бухва либо шведская репа. Имеет широкое пищевое и кормовое применение, для разных целей выведено множество гибридов и сортов брюквы, самые известные из которых — Красносельская и Шведская. Брюква — растение близкое к репе, многие сорта (включая турнепс) являются межвидовыми гибридами. Иногда «брюквой» ошибочно называют кормовую свёклу — однако это совершенно разные растения.

Поля цветущей брюквы (Франция, Мёз)

В повседневной речи брюква обозначает нечто грубое, банальное и глупое, нечто вроде репы или редьки, однако, лишённое острого оттенка. В качестве оскорбления «брюквой» могут назвать простака.

Брюква в прозе

	Ёжик же стоял у своей двери, сложа руки, вдыхая утренний воздух и напевая про себя нехитрую песенку, как умел. И между тем как он вполголоса так напевал, ему вдруг пришло в голову, что он успеет, пока его жена детей моет и одевает, прогуляться в поле и посмотреть на свою брюкву. А брюква-то в поле ближе всего к его дому росла, и он любил её кушать у себя в семье, а потому и считал её своею.
	— братья Гримм, «Заяц и ёж» (сказка), 1815

Для продовольствия их они сеяли траву клевер, которая растёт так скоро и густо, что в продолжение лета раза три её скашивают; таким образом, небольшой участок земли, засеянный клевером, достаточно служит для скота и лошадей на годовое продовольствие. Сверх того, кто держит более скотины, тот сеет ещё и брюкву, которую особенно любят коровы. Лошади и коровы у них всегда жирны, хотя вторые всегда доятся, а первые не знают овса.

— Илья Радожицкий, «Походные записки артиллериста», 1835

Да и в самом Верхлеве стоит, хотя бо́льшую часть года пустой, запертой дом, но туда частенько забирается шаловливый мальчик, и там видит он длинные залы и галереи, тёмные портреты на стенах, не с грубой свежестью, не с жёсткими большими руками, — видит томные голубые глаза, волосы под пудрой, белые, изнеженные лица, полные груди, нежные с синими жилками руки в трепещущих манжетах, гордо положенные на эфес шпаги; видит ряд благородно-бесполезно в неге протекших поколений, в парче, бархате и кружевах. Он в лицах проходит историю славных времен, битв, имён; читает там повесть о старине, не такую, какую рассказывал ему сто раз, поплевывая, за трубкой, отец о жизни в Саксонии, между брюквой и картофелем, между рынком и огородом… Года в три раз этот замок вдруг наполнялся народом, кипел жизнью, праздниками, балами; в длинных галереях сияли по ночам огни.

— Иван Гончаров, «Обломов», 1858

«Так написано, что лучше и не надо, — подумал он, прочитав первую страницу и покрутив головой. — Умудрит же господь!» Книжка была хорошая, московского издания: «Разведение корнеплодов. Нужна ли нам брюква». Прочитав первые две страницы, дворник значительно покачал головой и кашлянул. — Правильно написано! Прочитав третью страничку, Филипп задумался. Ему хотелось думать об образовании и почему-то о французах. Голова у него опустилась на грудь, локти уперлись в колена. Глаза прищурились.

— Антон Чехов, «Умный дворник», 1883

Знаешь, Вася? Ты ужасно глупо делаешь, что не участвуешь в любительских спектаклях! У тебя замечательный талант! Ты гораздо лучше Сысунова. У нас участвовал в «Я именинник» любитель, некий Сысунов. Первоклассный комический талант! Представь: нос толстый, как брюква, глаза зелёные, а ходит, как журавль… Мы все хохотали. Постой, я покажу тебе, как он ходит. Лизочка прыгает с кровати и начинает шагать по полу уже без чепчика, босая.

— Антон Чехов, «Страдальцы», 1886

Та отрасль сельского хозяйства, успех которой зависит не столько от естественных условий, сколько от личных усилий и знаний самого хозяина, — огородничество, по-видимому, дает на Сахалине хорошие результаты. За успех местной огородной культуры говорит уже то обстоятельство, что иногда целые семьи в продолжение всей зимы питаются одною только брюквой. В июле, когда одна дама в Александровске жаловалась мне, что у неё в садике ещё не взошли цветы, в Корсаковке в одной избе я видел решето, полное огурцов.

— Антон Чехов, «Остров Сахалин», 1894

Поселенцы в первые два и редко три года по увольнении от работ получают довольствие от казны и затем кормятся на свой счёт и свой страх. Цифр или каких-нибудь документальных данных, относящихся к питанию поселенцев, нет ни в литературе, ни в канцеляриях; но если судить по личным впечатлениям и тем отрывочным сведениям, какие можно собрать на месте, то главную пищу в колонии составляет картофель. Он и ещё корнеплоды, как репа и брюква, часто бывают единственною пищей семьи в течение очень долгого времени.

— Антон Чехов, «Остров Сахалин», 1894

	Она тем более сердилась на мужа, что приезжий действительно был какой-то странный, и в душе она сама беспокоилась. Ночью она вдруг проснулась, увидев во сне огромные глазастые головы, похожие на брюквы, которые тянулись к ней на длинных шеях. Но, будучи женщиной рассудительной, она подавила свой страх, повернулась на другой, бок и снова уснула.
	— Герберт Уэллс, «Человек-невидимка», 1897

Такова, например, игра в покойника (местные названия: «умрун», «смерть» и т. д.). Состоит она в том, что ребята уговаривают самого простоватого парня или мужика быть покойником, потом наряжают его во всё белое, натирают овсяной мукой лицо, вставляют в рот длинные зубы из брюквы, чтобы страшнее казался, и кладут на скамейку или в гроб, предварительно накрепко привязав верёвками, чтобы, в случае чего, не упал или не убежал. Покойника вносят в избу на посиделки четыре человека, сзади идёт поп в рогожной ризе, в камилавке из синей сахарной бумаги, с кадилом в виде глиняного горшка или рукомойника, в котором дымятся угли, сухой мох и куриный помёт. Рядом с попом выступает дьячёк в кафтане, с косицей назади, потом плакальщица в тёмном сарафане и платочке, и, наконец, толпа провожающих покойника родственников, между которыми обязательно найдется мужчина в женском платье, с корзиной шанег или опекишей для поминовения усопшего. Гроб с покойником ставят посреди избы и начинается кощунственное отпевание, состоящее из самой отборной, что называется, «острожной» брани, которая прерывается только всхлипыванием плакальщицы, да каждением «попа». По окончании отпевания, девок заставляют прощаться с покойником и насильно принуждают целовать его открытый рот, набитый брюквенными зубами. Нечего и говорить, что один вид покойника производит на девушек удручающее впечатление: многие из них плачут, а наиболее молоденькие, случается, даже заболевают после этой игры.

— Сергей Максимов, «Нечистая, неведомая и крестная сила», 1903

Во многих местах с днём Семёна-летопроводца связывается «потешный» обычай хоронить мух, тараканов, блох и прочую нечисть, одолевающую крестьянина в избе. Похороны устраивают девушки, для чего вырезывают из репы, брюквы или моркови маленькие гробики. В эти гробики сажают горсть пойманных мух, закрывают их и с шутливой торжественностью (а иногда с плачем и причитаниями) выносят из избы, чтобы предать земле. При этом, во время выноса, кто-нибудь должен гнать мух из избы «рукотёрником» (полотенцем) и приговаривать: «Муха по мухе, летите мух хоронить», или: «Мухи вы мухи, Комаровы подруги, пора умирать. Муха муху ешь, а последняя сама себя съешь».

— Сергей Максимов, «Нечистая, неведомая и крестная сила», 1903

Все молчали, слушали, иные записывали его отдельные указания и советы. В серьёзной тишине только и слышно было чапаевский властный голос, да свисты, да хрипы спящих бойцов. Один, что в углу, рассвистелся весёлой свирелью, и сосед грязной подошвой сапожища медленно и внушительно провел ему по носу. Тот вскочил, тупо и неочуханно озирался спросонья — не мог ничего сообразить. — Тише ты, брюква, — погрозил парню сердито. — Ково тише?

— Дмитрий Фурманов, «Чапаев», 1923

	И кормили везде, как есть, одинаково: полтораста грамм эрзац-хлеба пополам с опилками и жидкая баланда из брюквы.
	— Михаил Шолохов, «Судьба человека», 1956

	Несчастная Беларусь! Добрый, покладистый, снисходительный, романтичный народ в руках такой по́гани. И пока этот народ будет дураком, так будет всегда. Отдаёт чужакам лучших своих сынов, лучших поэтов, нарекает чужаками детей своих, пророков своих, как будто очень богат. Отдаёт своих героев на дыбу, а сам сидит в клетке над миской с бульбой да брюквой и хлопает глазами.
	— Владимир Короткевич, «Дикая охота короля Стаха», 1958

	Отец Кабани сидел за столом в полной прострации. В комнате стоял могучий спиртной дух, на столе среди обглоданных костей и кусков варёной брюквы возвышалась огромная глиняная кружка.
	— Братья Стругацкие, «Трудно быть богом», 1963

	Отец Кабани схватил кружку и приник к ней волосатой пастью. Глотая ядовитую смесь, он рычал, как вепрь Ы, потом сунул кружку на стол и принялся жевать кусок брюквы. По щекам его ползли слёзы.
	— Братья Стругацкие, «Трудно быть богом», 1963

	В кладовке между кучей брюквы и кучей опилок поблескивал стеклянными трубками громоздкий спиртогонный агрегат отца Кабани ― удивительное творение прирождённого инженера, инстинктивного химика и мастера-стеклодува.
	— Братья Стругацкие, «Трудно быть богом», 1963

Брюква в стихах

	Тише ль бурчало оно в часы пресыщенья, когда им Водка, селёдка, конфеты, котлеты, клюква и брюква Быстро, как вечностью годы и жизнь, поглощались?
	— Василий Жуковский, «Протокол двадцатого арзамасского заседания», 1817

	Читайте железные книги! Под флейту золочёной буквы полезут копченые сиги и золотокудрые брюквы.
	— Владимир Маяковский, «Вывескам», 1913

	Как у старого дивана Спозаранку, но не рано, С кем сидел, о чём свистел? Ну ты, брюква, братец мой, Не с лица, а за спиной, Эй, заплечных мастер дел, Ты куда курсистку дел?
	— Михаил Савояров, «Брюква для Брюса» (из сборника «Оды и парóды»), 1914

	Ну и брюква, братец мой, Нынче уродилася, Так и прёт вперёд ботвой, Значит, пригодилася!
	— Михаил Савояров, «Брюква для Брюса» (из сборника «Оды и парóды»), 1914

	Вывеска… кровью налитые буквы Гласят — «зеленна́я», — знаю, тут Вместо капусты и вместо брюквы Мёртвые головы продают.
	— Николай Гумилёв, «Вывески», 1921

	На Пскове, где рыбный ряд, Барки грузные скрипят: Здесь ― снитки, там ― груды клюквы Мачты ― цвета свежей брюквы, У руля тряпье шатра…
	— Саша Чёрный, «С моста над Псковой», 1918

	Вдоль лазурно-снежного окна В ряд стояли русские игрушки ― Сказочная, пёстрая страна: Злой Щелкун с башкою вроде брюквы, Колченогий в яблоках конёк, Ванька-встанька с пузом ярче клюквы И олифой пахнущий гусёк.
	— Саша Чёрный, «Игрушки», 1921

	И язык обжигала вкусная боль, И всякая брюква с усов свисала, И в сердце Дылды горел бой Между борщом и кобыльим салом.
	— Илья Львович Сельвинский, «Маткеша», 1924

	И синемордая тупая брюква, И крысья, узкорылая морковь, Капуста в буклях, репа, над которой Султаном подымается ботва, Вокруг меня, кругом, неумолимо Навалены в корзины и телеги, Раскиданы по грязи и мешкам.
	— Эдуард Багрицкий, «Встреча», 1928

	И я мечусь средь животов огромных, Среди грудей, округлых, как бочонки, Среди зрачков, в которых отразились Капуста, брюква, репа и морковь.
	— Эдуард Багрицкий, «Встреча», 1928

	Плачет репа, брюква тож, Пред тобой виновна вмале, Как на плаху, никнет рожь!
	— Николай Клюев, «Соловки», 1928

	У меня ли под Парижем В восемь метров чернозём: Два под брюкву, два под клюкву, Два под садик, два под дом.
	— Саша Чёрный, «Парижские частушки», 1931

См. также

• Редис
• Редька
• Репа
• Свёкла
• Топинамбур
• Турнепс
• Капуста