Крапива

род растений

Крапи́ва (лат. Urtica dioica) — многолетние травянистые растения из семейства крапивных (лат. Urticaceae), стебли и листья которых покрыты жгучими стрекающими волосками. Ботанический род крапива включает в себя около полусотни видов, бо́льшая часть которых произрастает в Северном полушарии, в зоне умеренного климата. В Южном полушарии крапивы встречаются значительно реже. В России более других распространены два вида: крапива двудомная (лат. Urtica dioica) и крапива жгучая (лат. Urtica urens) — очень неприхотливые растения, часто занимающие бросовые земли и пустоши. Кроме того, крапива — один распространённых сорняков.[комм. 1]

Крапива двудомная (самый известный вид)

Тем не менее, крапива, издавна соседствуя с людьми, имеет очень широкое применение. Прежде всего, многие виды крапивы — съедобны, её используют для приготовления салатов, супов, щей, соусов, начинок для пирожков, а также солят или квасят для сохранения на зиму. Молодые нежные соцветия заваривают в чай или сушат впрок. Кроме того, крапива известна как лекарственное растение — в народной и классической медицине и старое испытанное косметическое средство. С древних времён из волокон крапивы делали прочные ткани (чаще технические) или грубую одежду, что нашло отражение во многих сказках и легендах.

Крапива в публицистике и научно-популярной прозе

править
  •  

А подле тына, около всего огороду, где крапива ростет, тут борщу насеяти; и с весны его варити щи и разведеной борщ делати, и того в торгу не купиш и нужному, Бога ради, даш, ино спасение, а толко у молодаго человека, ино и упродаш на иную вологу. А как насадит капусты и свеклы посеят, — капуста листие варити, как учнет витися в клубы, толко часто, ино изретка секучи варити; а лист, обламываючи животина кормити.

  — «Домострой», Как огород и сады водити
  •  

А. А. Наумова была вообще восторженная патриотка и свой патриотизм распространяла и на обитаемый ею край. У нее в девичьей сидело до тридцати девушек, которые плели великолепные кружева, производили разного рода вышивания, ткали ковры и вообще занимались изящными рукоделиями. Однажды она вздумала воспользоваться крапивой, которая росла в то время в Казанской губернии в страшном изобилии потому, что тогда позёмом не дорожили и разбрасывали его куда ни попало. Крапива достигала более двух аршин высоты, и из нее Анна Александровна приказала выделывать волокна, как из пеньки, затем пряли, ткали полотна и даже платки, не уступающие но тонкости своей батисту. Эти-то изделия, а равно изящные рукоделия своих сенных девушек, Анна Александровна поднесла государю Николаю Павловичу во время приезда его в Казань, а потом и государю-наследнику Александру Николаевичу в 1837 г., во время его путешествия по России.[1]

  Дмитрий Григорович, «Литературные воспоминания», 1893
  •  

Например, в русском переводе книги пророка Исаии (55:12) сказано: «Вместо терновника вырастет кипарис; вместо крапивы возрастет мирт; и это будет во славу Господа, в знамение вечное, несокрушимое». Однако в этом стихе на языке оригинала ― иврите ― употреблено слово, обозначающее не крапиву, а девясил вязкий (Inula viscose), хорошо известное в Израиле травянистое растение, содержащее едкий сок. Это растение семейства сложноцветных росло и продолжает расти практически повсеместно, образуя обширные заросли вдоль сухих русел рек, на песчаных отмелях и пустырях. Оно вполне могло служить для евреев таким же символом запустения, каким для русских является крапива. Переводчик, столкнувшись с совершенно неизвестным ему названием, но, отчетливо понимая смысл сказанного, заменяет неведомое ему растение крапивой ― словом, несущим ту же смысловую нагрузку.
В другом месте книги пророка Исаии сказано: «И зарастут дворцы ее колючими растениями, крапивою и репейником ― твердыни ее; и будет она жилищем шакалов, пристанищем страусов» (Исайя 34:13). Опять-таки в греческом тексте Библии, равно как в первоначальных текстах, написанных на иврите, вместо крапивы упомянуто другое растение. Большинство исследователей идентифицируют его с амми зубной (Ammi visnaga) либо с ее ближайшей родственницей амми большой (Ammi majus) семейства зонтичных, традиционными для Израиля сорняками на виноградниках, которые очень быстро распространяются на необрабатываемых землях или покинутых человеком местах.[2]

  Игорь Сокольский, «Что есть что в мире библейских растений», 2006

Крапива в мемуарах и художественной литературе

править
  •  

— Твоих братьев можно спасти, — сказала она. — Но хватит ли у тебя мужества и стойкости? Вода мягче твоих нежных рук и всё-таки шлифует камни, но она не ощущает боли, которую будут ощущать твои пальцы; у воды нет сердца, которое бы стало изнывать от страха и муки, как твоё. Видишь, у меня в руках крапива? Такая крапива растёт здесь возле пещеры, и только она, да ещё та крапива, что растёт на кладбищах, может тебе пригодиться; заметь же её! Ты нарвёшь этой крапивы, хотя твои руки покроются волдырями от ожогов; потом разомнёшь её ногами, ссучишь из полученного волокна длинные нити, затем сплетёшь из них одиннадцать рубашек-панцирей с длинными рукавами и набросишь их на лебедей; тогда колдовство исчезнет.

  Ганс Христиан Андерсен, «Дикие лебеди», 1838
  •  

Вот крапива! О чём говорят её листья? О чём думал он сам, срывая и пряча её? Вот лесной ландыш; вот веточка козьей жимолости из цветочного горшка, стоявшего на окне постоялого двора, а вот голые, острые травяные стебли!

  Ганс Христиан Андерсен, «Немая книга», 1851
  •  

Плетни устроены из кустов кактуса и алоэ: не дай бог схватиться за куст ― что наша крапива! Не только честный человек, но и вор, даже любовник не перелезут через такой забор: миллион едва заметных глазу игл вонзится в руку.[3]

  Иван Гончаров, Фрегат «Паллада», 1855
  •  

Он сидел под окном, не шевелился и словно прислушивался к теченью тихой жизни, которая его окружала, к редким звукам деревенской глуши. Вот где-то за крапивой кто-то напевает тонким-тонким голоском; комар словно вторит ему.

  Иван Тургенев, «Дворянское гнездо» 1858
  •  

Заберёшься, бывало, в яблочный сад, в самую середину высокой заросшей, густой малины. Над головой — яркое горячее небо, кругом — бледно-зелёная колючая зелень кустов малины, перемешанных с сорною зарослью. Тёмно-зеленая крапива с тонкой цветущей макушкой стройно тянется вверх; разлапистый репейник с неестественно лиловыми колючими цветками грубо растёт выше малины и выше головы и кое-где вместе с крапивою достает даже до развесистых бледно-зелёных ветвей старых яблонь, на которых наверху, в упор жаркому солнцу, зреют глянцевитые, как косточки, круглые, ещё сырые яблоки.[4]

  Лев Николаевич Толстой, «Юность», 1857
  •  

— Подайте мне мой зонтик, — сказала Зинаида, — вишь, я его куда бросила; да не смотрите не меня так… что за глупости? Вы не ушиблись? чай, обожглись в крапиве? Говорят вам, не смотрите на меня… Да он ничего не понимает, не отвечает, — прибавила она, словно про себя. — Ступайте домой, мсьё Вольдемар, почиститесь, да не смейте идти за мной — а то я рассержусь, и уже больше никогда…
Она не договорила своей речи и проворно удалилась, а я присел на дорогу… ноги меня не держали. Крапива обожгла мне руки, спина ныла, и голова кружилась; но чувство блаженства, которое я испытал тогда, уже не повторилось в моей жизни.

  Иван Тургенев, «Первая любовь», 1860
  •  

А цветник от этого разрушения стал нисколько не хуже. Остатки решётки заплели хмель, повилика с крупными белыми цветами и мышиный горошек, висевший целыми бледно-зелёными кучками, с разбросанными кое-где бледно-лиловыми кисточками цветов. Колючие чертополохи на жирной и влажной почве цветника (вокруг него был большой тенистый сад) достигали таких больших размеров, что казались чуть не деревьями. Жёлтые коровьяки подымали свои усаженные цветами стрелки ещё выше их. Крапива занимала целый угол цветника; она, конечно, жглась, но можно было и издали любоваться её тёмною зеленью, особенно когда эта зелень служила фоном для нежного и роскошного бледного цветка розы.

  Всеволод Гаршин, «Сказка о жабе и розе», 1884
  •  

― Братцы, вот я! ― весело крикнул Репей, выглядывая из земли зеленой почкой. ― Ух, как долго я спал!.. Здравствуйте, братцы! Когда он посмотрел кругом, то понял, почему никто не откликнулся: он выглянул из земли почти первый. Только кое-где еще начинали показываться зелененькие усики безымянной травки. Впрочем, у самого забора уже росла острая крапива, ― эта жгучая дама являлась всегда раньше всех. Репей даже рассердился немного, что он опоздал.
― Вы что же молчите? ― обратился он к Крапиве. ― Кажется, я был вежлив…
― А что же мне говорить? ― заворчала Крапива: она вечно была чем-нибудь недовольна. ― Только выскочил из земли, и давай орать… Вот посмотрите, как себя умно ведет Чертополох: растет себе потихоньку.
― Ах, не говорите мне про Чертополох… Он молчит, потому что глуп.[5]

  Дмитрий Мамин-Сибиряк, «Зелёная война», 1910
  •  

И умер он. Но вырос лопух с хорошими листьями, выросла трава, вырос репей, изо рта ― терновник, крапива росла из впадины глаз, а из впадины носа вырос шиповник. И его жизнь была в этих растениях. Крапива говорила: «Я выросла из глаз, из самого лучшего, что есть на земле, и потому я самое лучшее творение земли, и только я имею право на существование». Терновник, выросший из языка, говорил: «Я вырос из языка человека, а что есть лучшего на земле как язык, языком соединены страны, государства и народы и семьи. Я ― терновник, самое лучшее создание земли, происходящее из языка человека».[6]

  Антон Сорокин, «Роза красная», 1920
  •  

А сколько мы открыли съедобных кореньев, сколько всяких сладких стеблей и зёрен на огороде, вокруг риги, на гумне, за людской избой, к задней стене которой вплотную подступали хлеба и травы! За людской избой и под стенами скотного двора росли громадные лопухи, высокая крапива ― и «глухая», и жгучая, ― пышные малиновые татарки в колючих венчиках, что-то бледно-зелёное, называемое козёльчиками, и всё это имело свой особый вид, цвет, запах и вкус.[7]

  Иван Бунин, «Жизнь Арсеньева. Юность», 1933
  •  

Лес поредел. В лицо дохнуло сыростью, и мы подъехали к чёрной корчме. Она стояла на самом берегу Брагинки, под ивами. Позади корчмы берег зарос крапивой и высокими зонтичными цветами болиголова. Из этих пахучих зарослей слышался тревожный писк ― там, очевидно, прятались испуганные грозой цыплята.[8]

  Константин Паустовский, «Книга о жизни. Далёкие годы», 1946
  •  

Росла здесь ещё сердитая, тоже почти совершенно чёрная крапива, с острыми листьями и жёлтыми нежными серёжками; вереск, издали похожий на канделябры, со всех сторон усаженные разноцветными крохотными свечками, кое-где полыхал ещё несокрушимый грубый татарник с ненатурально красивыми листьями, точно вырезанными из железа, и пушистыми алыми цветами, конский щавель, чертополох и ещё какие-то травы, такие же буйные, мощные, цепкие и несокрушимые.[9]

  Юрий Домбровский, «Обезьяна приходит за своим черепом», 1958
  •  

Тетрадь за 1904 год: «Загадочные организмы, приведшие к окаменению сосуда, принципиально отличаются от всех известных науке живых существ».
В этой тетради самые подробные выписки о глубоководных кремниевых губках с иглами, образующими красивые сплетения, похожие на стеклянные кружева; о попадающихся в силурийских отложениях радиоляриях, имеющих кремниевый скелет; о содержании кремния — силиция в бамбуке, в междоузлиях которого образуются конкреции, на девяносто девять процентов состоящие из кремнезёма; о силиции в кукурузе, овсе, ячмене и табаках; о жгутиках крапивы, по составу совершенно аналогичных со стеклом.[10]

  Александр Мееров, «Сиреневый кристалл» (глава 3. Открытие профессора Вудрума), 1963
  •  

Рябинки-лапочки ― это живопись кистью, не без помощи пальца. Сосны же ― графика. Но под всем и, в сущности, над всем царствует на моем куске земли перформанс крапивы, царицы моих угодий. Сразу, когда я появилась на своем скосе, как бы из глубины самой земли возник голый до пояса, а пьяный целиком мужичок с косой и сказал:
― Ну, хозяйка, черканем крапиву? Сто пятьдесят <рублей> ― и нету заразы, а потом я тебе ее сграбаю в кучу, а осенью запалю.
Так здесь делают все. Месяц торчат из земли толстые корни крапивы, их ничем не взять. Банки, пакеты, мячи, руки-ноги кукол являет открывшемуся глазу подкрапивный мир, который, не стыдясь самого себя, стыдит нас за неопрятность жизни, за неуважение к земле и траве, и некоторые, особо устыдившиеся, мечтают о бульдозере, чтоб снять верхнюю землю до самого последнего крапивного корня, а сверху сыпануть гравий. Это особый тип покорителя лесов, полей и рек. Бульдозерный. Есть и другой, который после бульдозера намысливает привезти землю откуда-нибудь, где даже палки плодоносят, сыпануть ее щедро, метелочкой размести и потом целое лето снимать с веток огурцы, клубнику и прочие яства. Справедливости ради надо сказать, что оба типа мечтателей ― бульдозерные и плодожорные ― ленивы.[11]

  Галина Щербакова, «Кровать Молотова», 2001
  •  

И вот, когда видишь такую девушку, то понимаешь, что это кислород. А когда, стоишь с такой девушкой рядом, то чувствуешь запах детского мыла, дорогих духов и шампуня из крапивы.

  — Иван Вырыпаев, «Кислород», 2009

Крапива в стихах

править
 
Крапива жгучая
  •  

Густая крапива
Шумит под окном,
Зелёная ива
Повисла шатром;[12]

  Афанасий Фет, «Узник», 1843
  •  

Ведь даже пыль… Что ж дрыхнешь ты, Анютка!
Да подмети, да пыль сотри. Ишь, сад
Зарос совсем. Дай заступ поскорее, ―
Куртинки пообрежу… да в аллее
Проклятый подорожник вон… а с гряд
Крапиву… Ах, мой бог, какая гадость!
Что, старый хрыч, о чём же думал ты?
Щавель, крапива ― славные цветы!
Вот хорошо готовил дочке радость![13]

  Аполлон Майков, «Машенька», 1845
  •  

Не розы — я вплетал крапиву
В его размашистую гриву...

  Николай Некрасов, «Поэт и гражданин», 1856
  •  

У плетня заросшая крапива
Обрядилась ярким перламутром
И, качаясь, шепчет шаловливо:
«С добрым утром

  Сергей Есенин, «С добрым утром!», 1914
  •  

В том краю, где жёлтая крапива
И сухой плетень,
Приютились к вербам сиротливо
Избы деревень.

  Сергей Есенин, «В том краю, где жёлтая крапива…», 1915
  •  

О ты, столетняя крапива,
Нам расскажи про прежний пир,
Про вкус студенческого пива,
Про лязг студенческих рапир;

  Игорь Северянин, «Юрьев», 1918
  •  

Вспыльчивые стаи крапив;
Пряные горлы дягилей;
Ситцевые куколки мальв;
Укромные рюмки повилик...[14]

  Георгий Оболдуев, «Буйное вундеркиндство тополей...» (Живописное обозрение), 1927
  •  

И там, где канули в огне
Венцы, столбы, стропила, ―
Темна, жирна по целине,
Как конопля, крапива.[15]

  Александр Твардовский, «Дом у дороги», 1942

Комментарии

править
  1. Небезынтересно отдельно заметить, что несмотря на полнейшее внешнее несходство, крапива относится к порядку розоцве́тных (лат. Rosáles) и, таким образом, приходится не слишком дальним родственником розе, яблоне, вишне и землянике, с которыми она так часто «конкурирует» на садовых участках.

Источники

править
  1. Д.В. Григорович. «Литературные воспоминания». — М.: Художественная литература, 1987 г.
  2. И. Н. Сокольский, «Что есть что в мире библейских растений». — М.: журнал «Наука и жизнь», №5 за 2006 г.
  3. И.А. Гончаров. Фрегат «Паллада». Л.: «Наука», 1986 г.
  4. Толстой Л.Н., Собрание сочинений. — Москва, «Художественная литература», 1958 г.
  5. Д.Н. Мамин-Сибиряк. Избранные произведения для детей. — М.: Государственное Издательство Детской Литературы, 1962 г.
  6. Сорокин А. С. Запах родины. — Омск: Омское книжное изд., 1984 г.
  7. Бунин И.А., «Жизнь Арсеньева»: Роман. Рассказы. - М.: Сов. Россия, 1991 г.
  8. Паустовский К. Г. «Далёкие годы». М.: «АСТ; Астрель», 2007 г.
  9. Домбровский Ю.О. Собрание сочинений: В 6 томах. Том 2. — М.: Терра, 1992 г.
  10. Ошибка цитирования Неверный тег <ref>; для сносок меее не указан текст
  11. Галина Щербакова. «Кровать Молотова». — М.: Вагриус, 2001 г.
  12. А. А. Фет Лирика. — М.: Художественная литература, 1966. — стр. 33
  13. А.Н.Майков. Избранные произведения. Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание. — Л.: Советский писатель, 1977 г.
  14. Г. Оболдуев. Стихотворения. Поэмы. — М.: Виртуальная галерея, 2005 г.
  15. А. Твардовский. Стихотворения и поэмы. Библиотека поэта (большая серия). — Л.: Советский писатель, 1986 г.

См. также

править
  NODES